Жизнь впроголодь

02.10.2012

«Комментарии» написали как люди на Сумщине умудряются жить без получки и почему они при этом молчат

Почти миллиард гривен — столько, по данным Госстата, в августе этого года составила общая сумма задолженности по заработным платам в Украине. 60% должников — промышленные предприятия. Наличие задолженности такого размера не удивляет: например, в кризисном 2009-м эта сумма была в полтора раза больше. Удивляет другое: почему люди встают спозаранку, пьют дешевый кофе, отправляются на работу и весь день проводят у станка, зная, что в ближайшее время денег за это они не получат? И при этом молчат, хотя пустые кошельки должны были бы заставить их протестовать.

Ответы на эти вопросы мы попытались найти в Шостке, городе на севере Сумской области, известном не историческими достопримечательностями, а двумя продуктами — одноименным сыром да пленкой «Свема», на которую в свое время были сняты две трети советских фильмов. Почему здесь? В последнем рейтинге губернаторов, периодически составляемом «k:», Сумщина вошла в тройку областей с самыми большими долгами по заработной плате в перерасчете на число работников — 221,3 грн. на человека при среднем показателе в 96,4 грн. И в этом большая «заслуга» Шостки.

Без шума и пыли

Если бы котельщику Виктору разом выплатили всю положенную ему зарплату, на эти деньги он мог бы купить подержанный автомобиль. А так он приехал на встречу на велосипеде «Минск», стареньком, но вполне приличном на вид. Собственно, велосипед выглядел более ухоженным, чем сам Виктор. Оказалось, мы встретились в промежутке между двумя его работами: днем Виктор ходит на завод, а после подрабатывает сторожем и грузчиком в магазине. Это несомненная удача. Когда тебе за пятьдесят, найти подработку в небольшом городке типа Шостки — задача не из легких. Домой Виктор возвращается в десять вечера.

— Купили хлебопечку и немного запаслись мукой. У жены минималка, у ее родителей пенсия побольше. За счет этого и выживали. Хватало на самое необходимое: на еду и понемногу платили за коммунальные услуги, — рассказывает Виктор про прошлый год, оказавшийся самым скудным на зарплату.

— Не пробовали протестовать?

— Ах протестовать… — Виктор смотрит на меня так, будто идет не десятая минута нашего разговора, будто он на секунду отвернулся, а на скамейку рядом с ним посадили школьника, еще не понимающего, какой из задаваемых им вопросов глупее. — Если бы имело смысл протестовать, можно было бы. Ну а если нет смысла? Ну выйдут пять-шесть человек и все. Остальные тоже вроде хотят что-то поменять, но никто не хочет для этого сделать хоть что-нибудь.

На самом деле несколько лет назад на Шосткинском казенном заводе «Зирка» протесты были. Была даже сидячая забастовка. Была и успешная история с созданием профсоюза, слушая которую, я не мог отделаться от мысли, что мне пересказывают сюжет неопубликованной итальянской сказки Горького. Когда появились первые протестующие, директор сообщил, что цех, в котором окопались зачинщики, будет закрыт, и существующий профсоюз готов дать на это добро. Тогда рабочие организовали свой профсоюз и пришли к руководству завода с соответствующим свидетельством на руках. В итоге цех на некоторое время был сохранен.

— Через многое мы прошли. И женские слезы, — вспоминает глава Объединения свободных профсоюзов Шостки Ростислав Дуплин. Он работал на «Зирке» начальником цеха, который и подлежал сокращению. — Было тяжело. Многие рассуждали так: моя хата с краю, я посмотрю, что из этого получится, а потом, может быть, я к вам присоединюсь.

Из многих причин такой пассивности Дуплин называет еще одну: проработав на заводе ни один десяток лет, люди чувствовали себя членами большой семьи, в которой не принято добиваться своих прав.

Львиная доля протестующих были молодые люди, они же первыми и увольнялись. Татьяна, 25 лет проработавшая на «Зирке» сборщиком боеприпасов, рассказывает, как ее сын пришел на завод на практику. Практика закончилась, и он сказал: «Мама, здесь работы нет, я здесь не останусь», и ушел в армию. Как выживала сама Татьяна, когда денег не выдавали совсем? На заработки мужа, занималась дачным хозяйством, приходилось брать взаймы у друзей. Иными словами, как все.

Никому не нужный завод

Все началось с приемного пункта селитры, необходимой для производства пороха, в 1711 году его соорудили на реке Шостка. Через четверть века здесь начали строительство порохового завода, а территорию вокруг него обжили мастеровые и солдаты. Так разрастался город Шостка. С тех пор порох шосткинского завода выталкивал пули, летевшие в наполеоновских солдат в 1812 году, в турков и их союзников в Крымскую войну, в солдат гитлеровской армии во Вторую мировую. Теперь же, впервые за последние два столетия, это когда-то стратегически важное предприятие оказалось ненужным.

В списке предприятий города, задерживающих заработную плату своим сотрудникам, Шосткинский казенный завод «Зирка» оказался на первой строчке. Задолженность перед работниками порохового завода к началу сентября составляла 22 млн. грн., тогда как общая задолженность по городу — 24,7 млн. Почему судьба предприятия, всегда пользовавшегося вниманием властей, вошла в столь крутое пике? Пожалуй, наиболее исчерпывающе на этот вопрос мог бы ответить нынешний управляющий заводом, однако от общения с журналистом «k:» он воздержался.

— Мощности, как такая кастрюля, — рассказывая о снижении поступающих на «Зирку» заказов, депутат горсовета Шостки Виталий Ляшок описывает руками большой круг, — а варить в них нужно вот такую горсточку супа. Соответственно, себестоимость продукции становится космической.

После общения с работниками завода, а также местными экспертами складывается такая картина: во времена Союза «Зирка» экспортировала продукцию во все страны Варшавского договора, но в 90-е рынок сбыта серьезно сократился. Предприятие перевели в статус казенного, а госзаказ по утилизации боеприпасов зачастую уходил в руки фирм-однодневок. Ради небольших заказов невыгодно приводить в движение заводскую махину. Это фактор внешний. Фактор внутренний: никто до последнего времени и не собирался спасать завод. Директора менялись поразительно часто. А предприятия-посредники, занимавшиеся экспортом взрывчатых веществ, не торопились переводить деньги заводу, в то время как долги росли.

С начала нынешнего года долг по зарплатам вырос на 8 млн. Правда, в последние четыре месяца, признаются работники, им выдают зарплату либо полностью, либо большую ее часть. Ожидает подписания принятый Верховной Радой Закон «О некоторых вопросах задолженности предприятий оборонно-промышленного комплекса – участниках Государственного концерна «Укроборонпром» и обеспечения их стабильного развития», которым списывается задолженность предприятий перед Пенсионным и социальными фондами, долги за энергоносители и коммунальные услуги. Под действие закона подпадает и казенный завод «Зирка».

— Сегодня есть наработки с «Укроборонпромом» о том, что «Зирка» до конца года должна получить 8 млн. грн. на зарплаты. Я понимаю, это новый виток в развитии предприятия. Кроме того, не будет расти этот снежный ком, когда на долги перед Пенсионным фондом начисляются пеня и штрафы, — говорит и. о. заместителя городского головы Шостки Ольга Голушко.

Не в деньгах счастье

Бывший работник «Зирки» Николай Мозок рассказывает, как порой выдавали зарплату: иногда клали на карточку 20 грн. Когда на предприятии не было заказов, рабочих отправляли по домам, при этом им насчитывалось две трети зарплаты. Бывали недели, когда работники выходили к станкам только на один день. Свободное время позволяло Мозоку параллельно заниматься мелкой торговлей, если приходилось выходить на завод, его подменяла жена.

— Я еще не в самом тяжелом положении оказался, были люди вообще бедные: сидели на хлебе и воде. А если муж и жена вместе на заводе работают... Было такое: смотришь, на обед принесли с собой супчик какой-то пустой, с зажарочкой какой-то, — вспоминает Мозок.

Несмотря на такое положение вещей, когда, казалось бы, терять практически нечего, рабочие не протестуют. Мозок объясняет это тем, что люди забитые, боятся. И не увольняются: во-первых, найди потом работу, во-вторых, ходят ради пенсии — производство вредное, и на пенсию можно уходить в 45 лет.

Мы беседуем с Мозоком на скамейке возле его дома, он отвлекается на пожилую соседку, умиротворенно наблюдающую с балкона за происходящим.

— Вике дали зарплату? — спрашивает у нее Мозок. Вика работает на пороховом заводе.

— Что-то дали две недели назад, — отвечает старушка. — Пятьсот гривен.

Если однажды мне придется объяснять значение словосочетания «плыть по течению», я, пожалуй, вспомню шосткинских рабочих. Это когда на работу, за которую не платят, продолжают ходить по самым разным соображениям: «в городе не найти другой работы», «когда-нибудь да заплатят», «дотерпеть бы до пенсии»... Когда весь обед состоит из куска хлеба и огурца, но люди не протестуют: «другие пробовали — не помогло», «как бы не уволили», «все равно деньги брать неоткуда — завод же без заказов». Власти в свою очередь выгодно держать людей в состоянии бесправия — чем меньше человек видел свободы, тем меньше он к ней стремится и тем меньше с ним можно считаться. Главное, не довести его до отчаяния. Такой вот замкнутый круг. Насколько это распространено? Пожалуй, здесь стоит вспомнить еще раз — долги по зарплатам на первое августа составляли 986 млн. грн.

И тем не менее пока в животе не совсем пусто, каждый находит свои поводы для счастья. В первую очередь — в общении с семьей. Например, Мозоку доставляет радость возможность изредка выбраться всем вместе на шашлыки. Татьяна же признается, что никогда не зацикливалась на деньгах, она находит умиротворение в вере. А Виктор бывает счастлив на своем садовом участке: там он может спрятаться от городского шума и городских проблем.

Когда денег нет, ничего не остается, как сказать себе, что не в деньгах счастье.